– Да, это я.
– А сын твой, Каин, где?
– Зачем он вам? – испуганно спросила Ева. – Нет его в доме, в поле за городом он землю пашет.
Один из черных всадников исподлобья посмотрел на Адама тяжелым взглядом:
– Ваш сын подозревается в убийстве. Мы должны его арестовать и отправить в тюрьму. Это приказ экзарха.
– Наш сын ни в чем не виновен, – сказала Ева. – Он не сделал людям ничего плохого.
– А это уж не вам решать, – перебил ее все тот же черный стражник. – Это решат суд и экзарх!
– Но Каина нет дома, – повторилась Ева.
– Тогда мы заберем его. В заложники. Покуда Каин не вернется в город, – произнес черный всадник, указывая нагайкой на Адама.
– А его за что? – всполошилась Ева. – Он старый больной человек. Он не может сидеть в тюрьме с больной спиной и покалеченной ногой.
– Взять его! – приказал старший стражник.
Двое других черных всадника подскочили к столу и схватили Адама. Ева залилась слезами, пыталась освободить мужа. Но один из стражников развернулся и сильно огрел ее нагайкой. Лицо Евы залилось кровью. Черные стражники связали Адама, вывели на улицу, веревку прикрепили к седлу старшего всадника. Он стремительно вскочил на своего черного жеребца и злобно хлестнул его кнутом. Конь поднялся на дыбы и с места рванул в карьер. Двое других стражников поскакали за ним. Сзади на веревке, прикрепленной к седлу, поднимая густую пыль, волочился Адам. Его одежда и кожа быстро превратились в лохмотья, ломались ребра, руки, ноги, окровавилось все тело.
Адама черные стражники бросили в глубокую темницу, облив перед уходом грязной протухлой водой из помойного ведра. Он даже оклематься не успел. Черные люди вернулись ночью, подхватили его под мышки и как мешок с картошкой небрежно вытащили из темницы. Поволокли дальше и бросили в каком – то дворе под финиковой пальмой.
– Ты кто? – услышал Адам грозный голос, доносящийся откуда – то сверху.
– Я Адам, – ответил он едва слышно, собрав воедино последние силы.
– А я экзарх, – послышался голос сверху. – Давно я хочу тебя увидеть, Адам. А ты не желаешь со мной познакомиться? Подними голову.
Адам перевернулся на спину и увидел звездное небо. Ковш Большой медведицы, Млечный путь с мириадами звезд, тоненький серп луны. Потом он едва склонил голову направо и увидел экзарха. Грузного и уже немолодого человека в пурпурной мантии, сидящего на золоченом троне. Глаза экзарха горели злобой, губы были плотно сжаты, на них появилась пузырящаяся пена.
– Так кто ты? – переспросил правитель Эдемского сада.
– Адам.
– А чей ты? Кто твои родители?
– Я – сын Бога.
– Что?! – взревел экзарх. – Чей ты сын, повтори!
– Я – сын Бога, – прошептал Адам.
– Какого Бога?
– Моего Бога.
– Так, – еще сильнее обозлился экзарх. – Ну, раз ты сын самого Бога, Всевышнего, Вседержителя, Творца и Властителя, то пусть сейчас разверзнутся небеса, и твой Отец защитит тебя! А меня Он пусть покарает!
Экзарх рассмеялся демоническим смехом, встал с трона и носком красного сафьянового сапога больно пнул Адама в покалеченную грудь.
– Почему молчишь? Почему не просишь пощады, червь земляной? Я ведь могу и казнить тебя и помиловать! Проси пощады! Проси как у Бога!
Но Адам уже не имел сил, ни спорить с экзархом, ни просить у него что – либо. Он лишь хрипел и даже стонать не мог.
– Ягуда! – крикнул экзарх.
Тут же к правителю подбежал тот самый черный стражник, что правил ретивым вороным конем, когда волок за собой на веревке Адама.
– В темницу его! – скомандовал экзарх. – А поутру забить камнями!
Адама снова бросили в подвал. Он закрыл глаза и забылся.
Но через какое – то время женская рука осторожно коснулась его плеча. Адам открыл глаза и в полутьме увидел облик Евы. Он узнал ее сразу, по наитию. Так младенцы узнают свою мать в первые месяцы жизни. Рядом с Евой стояла еще одна женщина.
– Кто это? – прошептал Адам.
– Это Лилит.
– Лилит?
– Да, это она. Лилит поможет нам бежать?
– Куда?
– Бежать из Рая.
Женщины осторожно вытащили Адама из темницы и погрузили на телегу. Ева уселась рядом с мужем, Лилит взялась управлять конями. Под покровом ночи они неузнанные никем, тайно подъехали к Евфрату. Там их уже ждали Каин и Авель.
– А где же наши дочери и младшие сыновья? – едва слышно спросил Адам у Евы. – Почему их нет здесь с нами?
– Наши дочери и младшие сыновья останутся в Раю. Им не угрожает опасность. Лилит позаботится о них. Тем более своих детей у нее нет, и уже не будет.
Каин с Авелем быстро грузили вещи на второпях сколоченный плот. Туда же на плот они затем осторожно перенесли отца, подстелив заботливо под его окровавленное тело толстую циновку.
– Пора прощаться, – засуетилась Лилит, – черные всадники уже седлают коней.
– Да, пора прощаться, – Ева поцеловала спасительницу в губы.
Они вместе вошли в воду и толкнули плот. Ева быстро вскочила на него, а Лилит осталась стоять по пояс в реке и махать на прощание рукой. Каин с Авелем налегли на весла, и плот быстро вынесло на середину Евфрата, на самую стремнину.
А черные всадники, грозно размахивая нагайками, уже спустились с холма и рысью приближались к реке…
Глава 5. И между сессиями
Комсомольский оперотряд – это почти тоже, что и студенческая добровольная народная дружина, только без девчонок и красных повязок на руке. В ДНД сгоняли всех, порою против воли, а в оперативные отряды записывали спортсменов силовых видов спорта и единоборцев и от природы крепких ребят. Попасть в такой отряд считалось даже престижным. Ну и конечно романтика и тяга к приключениям многим в те годы не давала покоя.
Ближайший опорный пункт милиции располагался на той же улице Рабочей, что и общежитие студентов – биологов. В тот майский субботний день на свое первое вечернее дежурство вместе со Шторминым отправились два его одногруппника и ближайших друга Олег Кочерженко и Владимир Великов.
Опорный пункт представлял собой небольшую комнату в очень протяженном многоподъездном девятиэтажном доме, который все справедливо называли лежачим небоскребом. В комнате имелся разбитый письменный стол, три шатающихся стула и старенький шкаф с облупленной полировкой, набитый какими – то бумагами, пустыми пивными и водочными бутылками, грязными тряпками и прочим хламом.
Дежурили в тот вечер капитан Осипов и сержант Кривоногов, а Штормин, Кочерженко и Великов были приданы им в усиление. Но как только студенты появились в комнате, стало понятно, что стульев на всех не хватает, да и разговаривать друг с другом особенно не о чем. Накатывала банальная скука, с которой предстояло бороться ближайшие четыре часа. Милиционерам было неудобно перед студентами распивать портвейн, студентам было неловко перед милиционерами играть в карточный покер. Ситуацию разрешил капитан Осипов, грузный мужчина с тяжелыми и неприветливыми чертами лица:
– Ребята, – сказал он задумчиво, глядя в окно, за которым расцвела шикарная белая сирень, – мне в районный отдел милиции нужно срочно. Вы тут подежурьте без меня. А если что случится, то звоните по телефону. И продиктовал свой домашний номер.
Через пару минут он ушел, неумело насвистывая какой – то шлягер. Сержант Кривоногов, маленький, худенький, похожий на подростка милиционер в форме на два размера больше, которая смотрелась на нем, как пиджак на огородном пугале, тоже засуетился. Он суетливо ходил по комнате, не зная чем заняться. То надевал на голову фуражку, которая проваливалась до самых ушей, то снимал ее и вешал на гвоздь. Да и опять же стульев на всех не хватало.
– Ребята, – печально произнес сержант, – мне в районный отдел милиции нужно срочно. Если что вдруг случится, немедленно мне звоните по телефону. И назвал свой домашний номер. – А будете уходить, ключ от комнаты положите под коврик.
Кривоногов напялил на уши фуражку и, насвистывая какой – то шлягер, отправился восвояси. А студенты, усевшись за столом, раскинули картишки. На самом деле играли они в покер редко: в купе поезда, на вокзале, иногда в общежитии. В тех нечастых случаях, когда приходилось убивать время. Не на интерес, но весьма азартно. Особенно эмоционально воспринимал игру Великов. Он и руками размахивал, и смеялся, и больше других обижался, если доводилось проигрывать. Кочерженко обладал флегматическим темпераментом, был более сдержан и потому лучше контролировал ход игры. Штормин играть в карты не любил, да и толком не умел. Поэтому в основном проигрывал своим друзьям. И как любой спортсмен злился на себя, если фортуна предпочитала другого.
– А, может, и нам пора домой? – предложил Штормин. В этот день ему в карты явно не везло.
– Нет, будем сидеть тут до конца, – воспротивился Великов. Он был очень ответственным студентом.
